Гарри был пиратом с затонувшего корабля. Он грабил другие затонувшие корабли. Разных там золотых денег и ценностей у него было навалом. Но переправлять их наверх и таким образом получать хоть какую-то выгоду из своего, в общем-то незавидного положения Гарри не мог: он был уже давно затонувшим пиратом, водоросли и крабы успели оставить неизгладимые и недвусмысленные следы на его лице, кожа потускнела, перестала быть белой, а с такими время от времени всплывающими тут и там затонувшими людьми не очень-то любили иметь дело перекупщики краденого и не желали приобретать золото даже за смехотворно низкую цену. Оставалось ждать, пока затонет какой-нибудь молодой и свеженький, но только это - слабая надежда. У Гарри была отвислая, как у орангутанга, большая и квадратная челюсть, разлохмаченные вконец и грязные волосы, в общем, выглядел он прескверно и в свои неполные двадцать девять лет чувствовал себя дряхлым безнадежным стариком, да и это неудивительно, время под водой бежит для людей быстрее, чем на суше, вязкая жидкость сильно сковывает движения.
читать дальшеВсе сокровища Гарри собирал в сундуки, которые хранил в осьминоговом гроте, там для них было самое место. А иногда он надувал воздушный пузырь и посылал с ним наверх то мешок золота, то разложившшеся мертвое тело какого-нибудь великого мыслителя, то сообщение о важном и неизвестном до сих пор факте из истории мореплавания. Это ему нравилось. Иногда сверху спускались его коллеги, тоже расхитители исторических ценностей, но тольо в скафандрах - водолазы. Они осматривали какой-нибудь корабль, на котором по их расчетам должно было бы быть полно всякого золотого барахла, и не находили там ничего, потому что все это давно уже успел уворовать Гарри, и передавали по радио наверх .что их представления об истори этого судна, по-видимому, неверны. И тогда Гарри смеялся. Но еще больше он любил накопительство. Он был прямо без ума от разных там массивных золотых безделушек, которые во множестве валялись внутри каждого погибшего корабля и от которых на морском дне не было, понятно, решительно никакого проку. Этому чертовому помешательству он посвящал всю свою жизнь. Ни с кем не знакомился и не общался. А не хотелось. Он только узнал как-то по случаю, что неподалеку облюбовал себе пещерку его старый знакомый, бывший боцман с того же корабля. Звали его Ховер, и он тоже не умер, наглотавшись соленой воды. Это иногда случается. Особенно при большой глубине водоема. Сначала-то люди, конечно, умирают, как водится, как все, пока тонут и медленно погружаются на дно, но потом высокое давление вновь стимулирует в них жизненные силы, и вот... Ховер еще наверху был порядочным жадиной, а здесь, на дне, конда никто все равно не смог бы его за это осудить, он и вовсе обнаглел и тащил к себе в трюм (он жил в трюме) все, что попадалось. Жемчуга, кольца, браслеты, вазы, скульптуры прославленных мастеров. Но с недавнего времени Ховера вдруг не стало. Он перестал копаться в каютах одного французского судна. Серость! Ничтожество! И что только он мог понимать в бесценных сокровищах, в беспорядке разбросанных на палубе корабля. У него ведль не было ровно никакого художественного чутья. Ну, конечно, он не мог знать их настоящей ценности, ювелирные изделия, живописные полотна в роскошном обрамлении, все это для Ховера было только одно - золото! Для Гарри, впрочем, тоже. Но, тем не менее, когда Гарри хотел только немного приблизиться к месту, где лежало французское суденышко под видом, якобы простого любопытства, то Ховер, издалека почувствовав его появление, живо выскакивал, страшно шевелил волосами, размахивал длинными руками и бил его в грудь. Этого Гарри не переносил. Но теперь Ховер исчез, и обычный шум, начинавший доноситься из корабля с самого раннего утра, затих. Поэтому Гарри втянул в грудь побольше свежей соленой воды, набрался смелости и отправился в путь поближе к этой посудине, славно работая плавниками, оставляя глубокий след на мшистой, покрытой водорослями почве.
Первое, что увидел и встретил Гарри на палубе француза, были скелеты затонувших людей. Все они умерли. Им ничего больше не оставалось делать. Не приспособились, значит. Ну что ж, и так бывает, не каждому удается привыкнуть. Ну, не подошла им морская вода. Они лежали вповалку, сцепившись за руки, раскрыв большие зубастые рты. Видно, хотели надышаться тяжелой соленой жидкостью, да так и не надышались. Гарри поддел полый череп и постучал по нему ногой. Это было забавно. Но дело было не в этом. Золото манило, звало, влекло неудержимо. Очень хотелось денег. Гарри вошел.
Это был корабль, служащий у французиков специально для перевозки всяческих там сокровищ. Золота на нем было хоть отбавляй. Гарри прошелся по коридору и остановился около дверей хранилища. По одну сторону от него лежали в заржавелых доспехах два разложившихся зеленых стражника. В то время как вода все прибывала и прибывала, боясь гнева Господня, они так и не ушли со своего поста. По другую руку стоял еще один. Этот был так верен возложенному на него поручению, что даже захлебываясь в холодной воде, Гарри понял, что это была механическая железная статуя.
Гарри отворил дверь. За нею должна была храниться какая-то очень большая ценность. Но золота никакого не было, а вместо этого в пустой комнате возле самой стены лежал переломанный пополам затонувший человек. Это был Ховер.
"Золотишко-то все съел, браток", - подумал про себя Гарри, облившись.
И тут кто-то схватил его за руку.
- Не трожь, гад, - сказал Гарри, и изо рта у него при этом выползли розовые воздушные пузырьки. - Пусти, сволочь, я тебе говорю! Пусти мне руку!
Лицо железной статуи немного скривилось, изобразив недовольную гримасу. Мускулистая механическая перчатка только крепче сжала его ладонь, так, что хрустнули кости. Другой рукой чугунный болван обхватил заросшего зеленью замшелого пирата поперек туловища и крепко сдавил.
- а-а-а-а! - закричал Гарии. Из легких его выходил при этом последний схваченный еще на суше живой воздух. - А-а-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а!
Игорь Шарапов. Из книги "Рассказы о нечисти и ее повадках"
Источник: журнал "Родник" №8 за 1990 г.
@темы:
"Перепечатка из журнала"